«ПЛАН УЕЗДНОГО ГОРОДА…»
На смену шведскому приходит русское время Северного Приладожья. Доподлинно известно, что впервые город выгорел во время Северной войны, а именно в 1705 году, вторично – в ходе «Малой вражды» по терминологии финской историографии (русско-шведская война 1741-1743 годов).
Оправился он от этих ударов нескоро, но и затем его планировка долго повторяла прежнюю, белингскую. И все же наш город преодолел военный разор, а еще раньше стал уездным (земли нынешнего Питкярантского, Сортавальского и части Лахденпохского районов!), вернул из рук Екатерины 11 городские права и обрел свое русское имя Сердоболь (1793). Указом же Павла 1 от 23 января 1797 года по стране составлялись Атласы губерний, в которых было проведено генеральное межевание. Экземпляр такого Атласа Выборгской губернии имеет Государственный архив Финляндии. Среди прочих в нем помещен и «генплан» нашего города – третий по счету в его истории.«В 1799 году составляется первый известный нам план нового Сердоболя… Город запроектирован на том же месте, где свыше ста лет назад располагалась шведская Сордавала. На «Плане уездного города Сердоболя» показана разбивка кварталов по строго прямоугольной схеме. Сохраняются направления улиц меридиональной и широтной ориентации. На пологой вершине юго-восточного мыса намечена площадь перед зданиями двух церквей – лютеранской и православной, на которые, как и на шведском плане, сориентирована основная широтная улица… В целом между двумя рассмотренными планами… не только нет принципиального отличия, но можно констатировать, что размеры русского города, его границы, масштаб и структура кварталов, рисунок уличной сети идентичны шведскому предшественнику» (В.Р. Рывкин).
Новая «намеченная» площадь должна была находиться примерно по обе стороны ручья (!? – ВС.), то есть частично «на площади Кирова, а частично – на месте «дома Форда» и старого Дома быта, ныне занятого магазинчиками. Но есть и иные новшества. Во-первых, сохраняются-то направления улиц сохраняются и «нет принципиального различия», но, глядя на рисунок сего безымянного для нас «генплана», вижу я, что, во-первых, улицы идут (или мне, неспециалисту, показалось?) – с каким-то небольшим, однако смещением «турункатовской» оси направо; во-вторых, эта карта как бы больше размерами и на ней показаны уже не только кварталы застроек, но и остальная территория «городского» полуострова, занятая полями; в-третьих, указан и южный, «кюмельский», берег залива, а на нем – загубина, что теперь, квадратная в плане, с обделанная каменными плитами берегами (соскользнув со скользкого покатого камня, я тонул здесь в конце 1950-х и спас меня какой-то прибежавший с этого моста парень), шелестит тростником между здешним основанием современного моста и школьным садом-огородом; в-четвертых, начертан и идущий с юга сухопутный тракт, который, сначала прижавшись к скале Куха (практически современная улица Парковая), затем по довольно длинному (в половину нашего теперешнего!) мосту через протоку в Тухкалампи перемахивает к подножью Кисамяки и примерно по трассе улицы Гагарина, но чуть виляя, идет к городу, чтобы простучать колесами за его северной чертой, но параллельно его «поперечно-широтным» улочкам и далее, свернув налево «около площади Рыночной-Кирова» – с общим направлением «по Карельской» на север.
Из мелких дополнений по теме. В то время в городе или его ближайших окрестностях «находилась дворцовая (казенная) контора или центр пожалованных (донационных) земель Сортавальской, Импилахтинской и Суйстамской волостей… В 1765 году в Сортавале (финны упорно называют его только на свой манер. – В.М.) началось строительство казенных складов и в 1769 году было приказано построить еще два склада. Имеются некоторые разрозненные сведения о зернохранилище и продовольственном складе. Казармы в местечке (когда в ходе разора в Северной войне город потерял свое городское звание, вот и... – В.С.) не строили, хотя там постоянно квартировалось некоторое количество солдат» («История…» 1970 года).
В этом плане отмечено здание православной церкви Св. Петра и Павла, воздвигнутой в 1785 году «напротив старой лютеранской церкви, по распоряжению сердобольского городничего Федора Морского» (И.Борисов). Есть и другое новшество: почти отсутствуют «водные» амбары, зато появились склады-магазины и большие пристани. Судоходство развивалось. К тому времени относится и первое описание городка, сделанное Н.Я.Озерецковским (дополнение к уже приведенному): «…в Сердоболе позади жила на горе находится для них (лютеран. – В.С.) изрядная деревянная церковь; российской же церкви в самом городе нет (перестала действовать Петропавловская? – В.С.), а стоит она в двух верстах от города по левую сторону губы, которою надобно туда ездить (речь о старой Никольской церквушке на о. Риеккалансаари, по-современному «за паромом», к которой в те поры из города не имелось проезжей дороги и добираться приходилось только водой. – В.С.)…»
Насчет упомянутой этим академиком-путешественником новопостроенной тогда за городской чертой кирхи на вершине Кисамяки, на месте, где она и ее «восприемницы» стояла до начала 1940 года, а ныне на ее месте находится спальный корпус Дома детства – новость. Выясняется, что прежняя, на мысу Кирккониеми, сильно пострадала в ходе Северной войны («Большой вражды» по финской историографии), и по окончании военных действий «ее кое-как отремонтировали. Но в 1739-1742 годах все же возвели другую, а в 1750-х – и колокольню. Новая церковь была построена плохо, фундаменты заложили недостаточно глубоко и строение стало двигаться. В 1775 году установили, что здание может рухнуть и его не стоит ремонтировать. Горожане ходатайствовали перед правительством о строительстве новой церкви и о кружечном сборе денежных средств в протестантских церквях страны. Разрешение было получено и кружечный сбор с годами составил примерно 500 рублей. Решение о строительстве приняли в 1777 году и место для храма выбрали – на скалистом основании Кисамяки («позади жила». – В.С.).
Такой перенос «позволил разместить южнее ее участка православную церковь». Вот и сведения из Клировых книг за 1831 и 1841 годы, хранившихся в Выборгском архиве, а ныне в ЦГА РК, сообщают о церкви Петра и Павла, еще на мысу Киркониеми: «…зданием деревянная с таковою же колокольней, крепка. Престол в ней один, холодная», то есть неотапливаемая, и дается дата постройки оной – 1785 год. Выходит, к приезду Озерецковского она еще не была достроена, потому он ее и «не заметил».
А новую деревянную кирху начали возводить в 1799 году, службы в ней начались в1801 году, «хотя строительные работы не были завершены. Еще в 1805 году в ней не имелось пола и скамеек (ее освятили только в 1845 году. –В.С.)… В 1792 году для руководства строительством… был выбран строительный мастер губернии Брокельман, но затем подряд, вероятно, передали Юхани и Матти Салоненам из Савитайпале. Нет сведений, кто выполнял чертежи, кто за какое строительное решение отвечал… (Кирху. – В.С.) назвали нестильной и сильно критиковали, особенно за излишне высокую крышу. С другой стороны она считалась типичной шатровой церковью Восточной Карелии того времени… Самой любопытной деталью был возвышающийся на коньке крыши фонарь, своим появлением обязанный, как считают, стилю барокко» («История…»). Ее первоначальный, до реконструкции, облик можно увидеть на старинных фотографиях и, с другой стороны, «за ее художественную ценность нет причины огорчаться…» («История…»).
Колокольня встала чуть поодаль в 1811-1812 годах, возглавлял ее строительство… строймастер из Кесялахти Адам Алопаеус» «История…»). С этого момента город обрел ключевую высотную доминанту, на которую позже ориентировались прочие Сортавальские постройки. Вторая такая доминанта – церковь Петра и Павла на мысу (есть и ее фото 1880 года). И третья, уже вне собственно города, но в его природно-духовной черте – старый Никола на о.Риеккалансаари.
Итак, к самому началу Х1Х века в Сердоболе «имелось несколько улиц и около пятнадцати сравнительно крупных кварталов, в каждом из которых было несколько строений. В одном квартале находились строения, принадлежащие разным хозяевам. Имеющиеся в городе общественные здания размещались между частными домами и немногим от них отличались. На территории собственно города не было ни одного здания выше двух этажей» («История…» 1970 года). Или, как писал о нем в 1818 году тогдашний губернатор: «Там все в нищенском состоянии».
К плану в Атласе добавлены чертежи обеих церквей и, как думают современные специалисты, первого каменного сооружения города – стоявшего на бывшей Торговой (Рыночной) площади зернового склада военного ведомства. Сердоболь тогда имел и гауптвахту, здания уездного суда и районного комиссара (? – В.С.), но они, как уже было сказано, не отличались от прочих строений. Пояснения к плану говорят еще и о ратуше с таможней, которые стояли на тракте в Швецию. Суд размещался, согласно примерной современной привязке на местность, в районе дома с «Оптикой» по улице Комсомольской, а тюрьма-острог, разумеется, по соседству в глубине того же квартала, десятью метрами западнее первой советской, «старой», бани; зерносклад – на «пятне» первых от пристани складов, ратуша – где-то «посреди сквера на площади Кирова», таможенная застава – «позади нынешнего универмага», гауптвахта – восточнее ратуши «на той же площади», а постоялый двор – южнее старой кирхи, около теперешнего рынка или даже еще ближе к берегу.
И теперь уже обширная выписка из «Истории…» 1970 года»: «За пределами городских кварталов находились казенные поля, которые арендовали горожане... Сортавала была похожа на город, только на маленький (! – В.С.). Сам магистрат… в 1812 году отмечал, что в городе имеется только четыре квартала и нет площади или другого места, где могло бы собраться население. Все здания – деревянные за исключением двухэтажного зернохранилища. Частично строили двухэтажные здания, торговые помещения в которых размещались преимущественно в нижних этажах. Здания оценивались в 100-500 рублей, тогда как, например, зарплата окружного врача составляла 400, акушерки – 80, городского фискала (общественного обвинителя) – 25 и городского служащего – 16 2)3 рубля в год.
На территории города располагались три государственных здания: таможня, тюрьма и зернохранилище. Таможня… – длиной примерно в 14 и шириной в 7 метров. Пять комнат и сени. На том же участке (№1) имелись хозяйственная постройка и конюшня. Тюрьма была построена в 1801 году, хотя ее здание было и небольшое (примерно 8 на 5 метров), в нем размещалось два отделения… Зернохранилище также построили после получения Сортавалой статуса города (1787). Это было большое строение (22 на 11 метров)… В 1797 году… (город. – В.С.) купил гауптвахту – здание из трех комнат и сеней размером 16 на 8 метров… Здание было старым и город почти не мог его использовать на свои нужды. Еще городу принадлежало бывшее здание школы (14 на 6 метров), где имелось пять комнат, сени и маленький сарай, в котором хранилось противопожарное имущество. Школьное строение, во всяком случае с конца периода Старой Финляндии (до 1812 года. – В.С.) пришло в полную ветхость и оказалось непригодным к использованию… В 1797 году город купил используемое ранее в качестве казармы здание полковой солдатской больницы (11 на 11 метров), которое состояло из пяти комнат, прихожей и кухни…
У сортавальского лютеранского прихода в городе имелось здание для проведения собраний… и ветхое школьное здание… Наличие кабака… в конце периода Старой Финляндии достоверно не выявлено…
Большая часть домов… находилась во владении горожан. Купцы владели почти половиной зданий (31), затем шли чиновники (14). Ремесленники и бюргеры владели одинаковым количеством домов (11). Купец Уймонен имел самое большое здание… длиной примерно 23 метра и шириной – 11. Оно было двухэтажным. В нижнем этаже располагалось четыре небольших магазина.
Сортавала был плотно заселенным маленьким городком. Между некоторыми домами имелись пустующие участки, но они не принадлежали государству или городу – частные владения… Город… все же представлял из себя… единое целое…» («История…» 1970 года»).
Дорога на Швецию прочерчена так же, как и ранее, она как бы играла роль северной границы городской застройки: от примерно пересечения нынешних улиц Гагарина и Карельской до почти пересечения улиц Кирова и Октябрьской.
Дополнение из первой «Истории...»: «Городские улицы из-за глинистой почвы по-прежнему находились в плохом состоянии… В 1802 году был дан указ, по которому жители мостили прилегающие (к их участкам? – В.С.) улицы камнем и копали с обеих сторон водосточные канавы».
В том же 1802 году, оказывается, был составлен и «Более детальный план города…, относящийся к тому же градостроительному этапу, (и который. – В.С.) дает представление о композиции кварталов Сердоболя, характере городской застройки, композиции основных построек… На нем указаны не только кварталы, улицы и площади (не одна? – В.С.), но и все квартальные дворовые участки, как с существующими постройками, так, по-видимому, и с намечающимися. Рамки статьи не позволяют провести анализ застройки и охарактеризовать отдельные здание» (В.Р. Рывкин со ссылкой на первую «Историю…») «Не позволяют…» Жалко. Смею непрофессионально, но «позволить» себе отметить всего-то одно новшество? Восточнее старой, «пристанской» торговой площади на сем плане указаны две прежде неизвестные улочки – одна идет параллельно западному «атэпэвскому» берегу в скором времени засыпанного залива, а вторая – от середины оной и перпендикулярно ей к данному заливу, с запада на восток.
«Стесненность городской территории… Когда сам царь Александр 1 гостил в Сортавале в 1819 году… представители города передали ему письмо, в котором они разъясняли свои затруднения. В письме… (они, в том числе. – В.С.) просили, чтобы к городу присоединили те территории, что были обозначены в Указе Дворцовой палаты (Камер-коллегии) от 1804 года (? – В.С.)… Сенат… признал обоснованной просьбу города, однако… Только в 1826 году… Сенат по просьбе губернатора выделил… помощь в сумме 15 000 рублей для приобретения новых земель… (и город. – В.С.) в течение трех лет получал по 5 000 рублей» («История…» 1970 года). И более расширенная версия этого в «Истории…» 1932 года: «Город хотел расширяться. В 1810-х годах был (опять. – В.С.) поставлен вопрос о прикупке земель для огородов и увеличения застройки. Прошение об этом вручается в 1819 году во время приезда Александра 1 (подписали Иван Климпуев, Николай Токин, Фридрик Саукко и другие). В это же время на собрании городских жителей было принято заявление губернатору (подписали Матти Уймонен, Исаак Гренфельдт и т.д.). И наконец в ноябре 1826 года Сенат Принимает обращение к правительству о выделении г.Сортавала 15 000 рублей…Правительство согласилось и 1.06.1827 было дано поручение Туомасу Боехмину и Ивану Федорову Сиитойнену «организовать покупку приемлемой для города земли и согласовать ее цену», и 6 августа… (приобретается. – В.С.) «у Карла Мелартилта участок №2 в Келлониеми за 4850 рублей».
«АМПИРНЫЙ» ШРЕДЕР
Новое время – новые песни, то есть градостроительная мода. И вот что сообщает один финский исследователь: «На основании эскиза, сделанного инженером-землеустроителем (А.И. – В.С.) Шредером, интендантская служба Хельсинки (Северное Приладожье включено в состав Великого княжества Финляндского. – В.С.) выполнила проект застройки, который был утвержден в 1838 году». Первый основательный проект планировки города и, как выяснилось позднее... но оставлю вывод – специалистам. В 1840 году сей проект-чертеж гравировали и в числе прочих карт по Финляндии издали.
«Новый… план застройки… распространил на Сортавалу повсеместно принятый в Финляндии тип генплана в стиле ампир, основанный на регулярном крестообразном расположении улиц… Новый план был выполнен… инженером Шредером, который, начиная с 1835 года, получал от собраний бюргеров, домохозяев и др. много рекомендаций. При согласовании плана… в городских учреждениях не подвергалось оценке (критике) крестообразное расположение улиц, внимание обращалось на практические моменты – на установление твердых цен на свободные участки, остающиеся во владении города. Из вопросов, касающихся собственно проекта планировки – на проектируемую площадь, именуемую в проекте Александровской. Требования сводились к тому, чтобы она была достаточно просторной и вмещала во время ярмарок достаточное количество людей.
В дополнение было решено, что за исключением участков, предназначенных под площадь, ни один застроенный из них не может быть выкуплен городом до смерти его владельца, хотя по новому плану застройки он подлежал выкупу. Были сделаны и другие ограничения по выкупу участков, так что он становился очень затруднительным.
Хотя в Сортавале в принципе были согласны с планом застройки Шредера, отношение горожан к нему… уже указывало на постигшую его в будущем участь. Проект… никогда не был осуществлен даже в той мере, чтобы его можно было рассматривать в качестве документа…», – несколько осторожная оценка событий авторов «Истории…» 1970 года.
И, напротив, обостренно-отрицательная – из нашего «высока-далека»: «Генплан Шредера представлял собой сухую геометрическую схему, не учитывающую особенности рельефа, природную ситуацию и традиции русского градостроительства. В соответствии с новой планировкой вся территория города была механически «нарезана» по однообразной строго прямоугольной схеме на одинаковые по размерам крупные жилые кварталы. Отличались от прочих своей еще большей величиной лишь два квартала, где располагались церковные здания. «Регулирование» по Шредеру включало сплошной снос существующей застройки (реально ли это было при частной-то собственности и возможностях домохозяев? – В.С.), уничтожение прежних улиц и площадей. Проект, характеризующийся абстрактностью и схематизмом решения, полностью игнорировал рельеф… Во имя регулярности намечалось преобразование ландшафта: засыпка залива (части «атэпэвского», доверху, но все одно – каков объем земельных работ! – В.С.)… и спрямление береговой линии залива Тухкалампи…(И уж что вообще непонятно. – В.С.) в городе не нашлось места для рыночной площади» (В.Р.Рывкин). Не совсем понял автора? Ведь вон на схеме – три площади, помеченные словом «torg»! В остальном же…
«Регулярные» квадраты кварталов с главными улицами – перпендикулярными берегу залива Вакко. В плане были названы и некоторые из них. Так, сегодняшняя Карельская поименована как Николаевская, Октябрьская – Константиновская, Гагарина – Александровская с Александровской же площадью, которая занимала место нынешнего библиотечного (ратушного) сквера, продолженная до берега Вакко Антикайнена-Площадная (речь об Александровской площади), Горького – Церковная (на ней стояли обе церкви – и лютеранская, и православная; кстати, она до 1940 года так и звалась – Кирккокату), а часть залива Болининлахти, после его засыпки, попадала под площадь Петра и Павла. В торце же одноименной улицы, на берегу Тухкалампи, была обозначена будущая, на тот момент безымянная, треугольная (! – В.С.) плане площадь. Впрочем, подробнее об именах улиц – в топонимической главе…
Продолжалось, естественно, и приобретение городом новых земель: «23 июня 1838 года провели первый аукцион по продаже городских земельных участков для застройки. Было продано 11 участков… одновременно продавались садовые участки на побережье залива Вакколахти… Из возведенных в это время зданий можно отметить – построенное купцом Красильниковым, в котором располагались библиотека, читальный зал и музей (интересно, где он стоял? – В.С.), дом Лампела (районный лекарь Макони), дом Хости (аптекарь Реландер) и дом Алопеуса (ленсман Аурениус)…
В 1848 году у… И.Сиитойна (Сиитойнена. – В.С.) был куплен участок №1 в Келлониеми (Кисамяки) за 4 000 рублей, участки №4 и №2 в Леплола), каждый за 1000 рублей. Последние покупки были нужны городу для застройки согласно имеющемуся генеральному плану строительства (Шредера. – В.С.)…
Строительство на новых участках шло очень медленно… Еще в 1857 году на другой стороне Валаамской улицы (от «дома Форда» к стадиону. – В.С.) располагались пахотные поля и лишь кое-где стояли отдельные избы…
В 1852 году в город был приглашен в качестве каменщика подмастерье Эрик Йохан Леандер, оставшийся в Сортавале на постоянное жительство. Он клал печи и занимался строительными работами. Его сын Йохан Оскар Леандер (1848-1920) был искусным каменщиком и одним из руководителей объединения городских ремесленников. Сын Йохана, Оскар Йоханнес Леандер (р. 1873) имел специальности деда и отца, а позднее становится руководителем отделения банка» («История…» 1932 года). Впрочем, об этом роде – чуть позже.
«На новых земельных участках вдоль берега… Вакколахти в период с 1838 по 1860-е годы были построены красивые деревянные дома в стиле ампир. Из них самым большим частным зданием Сердоболя на протяжении ста лет оставался жилой дом аптекаря Эрика Реландера. В 1940 году дом сгорел, как и многие здание этой части города. К 1857 году в городе насчитывалось 242 постройки» (И. Борисов).
«На восточном берегу узкого Ладожского залива находится группа одноэтажных деревянных строений, поодаль от них деревянная церковь и в нескольких сотнях шагов от нее на восток – русская (православная. – В.С.) каменная церковь. Вот и вся Сортавала, которая за последние полвека была в числе финляндских городов со своими 66-ми жителями. Лет двадцать назад рядом с ней возник новый городской район с красивыми современными зданиями, которые могли бы украсить любой город», – писала в сентябре 1880 года финская газета «Ууси Суометар», подводя итог очередному градостроительному периоду. Но главная архитектурная слава нашего города еще была впереди.
ТРЕХУГОЛЬНЫЕ ПЛОЩАДИ ЭДЕЛЬФЕЛЬТА
Проект А.И. Шредера не угодил никому, потому с ним мало считались, и эту угрозу «бесцеремонной расправы с прошлым» разрешил через два десятилетия архитектор губернии Хяямеенлинна Альберт Эдельфельт, работа которого «открыла новый этап развития планировочной структуры» Сердоболя.
Новую схему развития города начали составлять уже в 1850 году, для чего в 1856 году была проведена топографическая съемка Сердоболя. Ее сильно поврежденный оригинал позже обнаружили в Выборгском архиве, зато в других финляндских архивах сохранились более четкие копии оного. Этот «генплан» утвердили в 1860 году.
«Теперь старый город в основных чертах напоминал прежний. Типичными чертами нового проекта являлись более широкие бульвары, которые, правда, проектировались не в целях украшения города, а для обеспечения пожарной безопасности. В этом отношении соблюдались указания 1856 года, по которому город должен был делиться на более мелкие участки бульварами шириной не менее 30 метров. Для улучшения пожарной безопасности пытались рекомендовать строительство каменных зданий…
Однако строительство каменных домов, как в Сортавале, так и в других маленьких городах Финляндии, продвигалось нежелательным образом. Ввиду этого внешний облик города долго оставался таким, каким он был во времена Старой Финляндии, хотя улицы помаленьку выпрямлялись и лиственные деревья стали расти» («История…» 1970 года).
Деревянный город неоднократно горел. Тем более что не имел противопожарной охраны, которая была создана в 1856 году и первоначально «состояла из четырех пожарных, в распоряжении которых находилось четыре насоса с рукавами. Но уже в 1866 году финским Сенатом утверждается штат пожарных в составе шести человек, а также предписание: каждый владелец дома, имеющий лошадей, должен содержать летом – бочку с водой на телеге, а зимой – чан на санях. Непредоставление их во время пожара влекло штраф в 12 марок. Двое пожарных неотложно дежурили в пожарном сарае, а двое других патрулировали город по ночам. В их обязанности входило пресекать любые беспорядки в городе – дебоши, драки, воровство. Нарушителей задерживали и доставляли в городскую тюрьму.
Жители города создают свою пожарную дружину, которая была разбита на три команды. Если кто-то из людей, приписанных к команде, отказывался тушить пожар, на него налагался штраф от 10 до 20 марок. Всего в пожарной дружине города было 137 человек. С 1870 года патрульные имели право входить в дома и предупреждать о том, чтобы огонь с десяти вечера до пяти утра не разводили. Также в обязанности брандвахты, патрулирующей город, входило кричать: «Часы пробили десять, часы пробили десять…» Позже их снабдили свистками. В случае большого пожара звонили в церковные колокола» (Т.Л.Назирова, «Пожар 1903 года»).
«Главная особенность нового плана, отличающая его от генплана Шредера – сохранение исторически сложившейся планировочной структуры. Геометрическая сетка была наложена на существующую ткань города не механически, а с учетом сформировавшейся ранее композиции, архитектурных и смысловых доминант города. Новая уличная сетка теперь шла параллельно и перпендикулярно заливу Ляппяярви. В результате там, где совместились две уличные сетки, развернутые относительно друг друга на 45 градусов, образовалась чрезвычайно интересная и уникальная в градостроительстве система трех треугольных площадей.
В отличие от плана Шредера, переместившего центр города в новый район к лютеранской церкви, по плану Эдельфельта композиционным ядром города является его историческая часть с системой треугольных площадей и идущими под углом под углом к новой сетке улицами, выходящими к стрелке у залива (в район пристани. – В.С.). Две новые главенствующие перекрещивающиеся улицы связали между собой систему треугольных площадей с соборными площадями и двумя широкими бульварами…
Проект Эдельфельта составлен в теснейшей увязке с ландшафтом… Важнейшие ландшафтные структурные элементы вступали теперь во взаимодействие с застройкой, образуя своеобразную архитектурно-ландшафтную среду. Город согласно плану развивался вдоль северного берега залива Ляппяярви, на водное зеркало которого ориентирована композиция центра. Застройка продвигалась к подножию живописной 60-метровой горы Кухавуори, господствующей в окружающем ландшафте, просматривающейся теперь практически со всех точек города (она отныне и посечас – как природный символ Сердоболя, как тайное средоточие взглядов, эмоциональный центр здешнего – замкнутого грядами окрестных хребтов – мира. – В.С.). Возвышающийся в северо-западной части Сортавалы скальный массив, который начал осваиваться еще на предыдущем этапе возведением на нем в 1801 году лютеранской церкви и колокольни, становится важным ландшафтным компонентом в структуре города.
Генпланом намечалось дальнейшее развитие архитектурно-пространственной системы города, проектировались новые композиционные узлы и жилые кварталы. План предусматривал рост города в северо-западном направлении на свободной территории, увеличение размеров кварталов, создание новых площадей и положил начало формированию застройки, дошедшей до наших дней.
Основное достижение генплана Эдельфельта – использование метода преемственного использования традиций предшествующих эпох является и основным творческим завоеванием русского градостроительства этого периода» (В.Р.Рывкин).
И на этом плане, имеющем подписи как на русском, так и на шведском языках, тоже были приведены названия улиц. В частности, сохранены имена Петропавловской и Александровской. А площадь перед кирхой была отдана под городскую Думу (ратушу) с добавлением на этом участке еще четырех вспомогательных строений, из которых современные сортавальцы видели два, теперь же осталось единственно (снесли сарай-дровяник обочь улицы Антикайнена.??? Но занятый ныне сквером участок возле ратуши в плане А. Эдельфельта назван как Ратгаузская площадь, а соответственно и сегодняшняя улица Ленина (Ратушная до 1940 года) – как Ратгаузская. Кстати, ныне более привычное для нас слово «ратуша» происходит от немецких «rat» (совет) и «haus» (дом), так что, извините – Дом советов.
Ниже их, на самом берегу залива, от нынешнего моста значились огороды. Кстати, под огороды проектант «отвел» и несостоявшуюся безымянную площадь, и прочие участки вдоль Тухкалампи. Сейчас оно, впрочем, почти так и вышло. Напротив Ратгаузской, вокруг ратуши, площади, на всю ее ширину Эдельфельт запланировал и своеобразно запираемую с двух сторон «г» и «т»-образными причалами гавань.
И чтобы все-таки (не удержался) закончить с «архитектурно-исторической» топонимикой. Улица 40 лет ВЛКСМ именовалась до вышеназванного юбилея комсомола Йоханнескату, то есть в переводе Ивановской. Сильно обрезанная (до нынешнего старого стадиона) шредеровская Площадная-Антикайнена у Эдельфельта расширялась и «оказалась засаженной» двумя рядами деревьев, что наблюдается и сейчас: план сбылся. Названа она Малым бульваром. Большим бульваром становилась нынешняя Садовая. Две, параллельные Садовой, но лежащие ниже ее (теперь осталась одна вдоль железки, а в шестидесятые годы была и вторая, выходящая на Карельскую в районе стоящего тут ныне частного торгового киоска) имели имена Ильинской и Священнической улиц. В качестве бульвара, а их роль, кроме красот и т.д. – чисто противопожарная защита одной части деревянного города от другой, планировалась и Петропавловская (Кирова), не обрывающаяся у Тухкалампи, как сейчас, а плавно сворачивающая на юг и так пересекавшая Александровскую (Гагарина). В бульвар с шириной не менее тридцати метров предполагалось обратить и Карельскую, и ту, которой ныне нет в жизни – между «домом Форда» и «новой» старой баней, а также…
Да, подавляющее большинство сердобольских улиц автор проекта «обсадил» деревьями, что, с радостью можно констатировать, начали осуществлять финляндские, а достойно продолжили советские озеленители (смотри главку о городской природе). Весь хребет Кисамяки от улицы Горького (Церковной) планировался как «гульбище». Или, переводя на современный язык, сквер, парк для прогулок. Такой же сквер предполагался напротив лазарета – от него, помещенного примерно напротив здания теперешней детской консультации до берега Ляппяярви.
Мыс Келломаниеми застроен (на карте) причалами и магазинами, а поскольку архитектор на территории старинного ядра города оставил в неприкосновенности направление улиц – Турункату-Комсомольской и еще трех западнее ее и параллельных, причем средняя из оных была поименована «Выходным гульбищем», то в месте стыка прежней и новой планировок, смещенных относительно друг друга на 45 градусов, вырисовались три уже естественных площади. Первая – та, что одной стороной имела Выходное гульбище (Вяйнямейнена, прежде – Питера Брахе), короче теперешняя площадь Вяйнямейнена. Вторая – новая (город-то рос!) Торговая, переназванная советскими переселенцами в – Кирова. И третья – в итоге неосуществившаяся, между улицами Кирова и Чкалова.
Любопытно, что посреди Торговой на плане Эдельфельта обозначен-запланирован круглый цветник или кружок деревьев, а территория, сейчас занятая «новой» старой баней, обозначена как Дворовое место (подворье?), принадлежащее Валаамскому монастырю. Внутренняя же, между улицей Комсомольской и площадью Вяйнямейнена, улочка пропала. Не суждено было ей родиться.
Наличие трех площадей – уникальное в градостроительной практике явление, уверяют специалисты, и наш город – обладатель сего уникума! Кроме того, благодаря появлению новой Торговой площади центр Сердоболя переместился с Александровской площади А.И. Шредера сюда.
Планом Эдельфельта, основанном на принципах классицизма, предусматривалось и возведение в до того практически сплошь деревянном городе – каменных зданий! Среди первых таковых взамен обветшавшей деревянной Петропавловской церкви, разобранной в 1877 году, по проекту академика Н.П.Гребенко была построена та, что стоит и ныне.. Ее возвели в 1873 году на пожертвования петербургских купцов братьев Елисеевых («Елисеевские» магазины!), да и сам Гребенко в основном работал в невской столице, где проектировал здания для этих удачливых купцов.
В 1880 году на южной стороне залива Ваккосалми, в Кюмеля, была основана Учительская семинария (большая часть ее тогдашней территории теперь за забором погранотряда), что, по общей оценке ученых, стимулировало строительную активность вообще и в Кюммеля, в частности. Для более удобного соединения двух частей города – не ходить же, как раньше, вокруг залива – в створе улиц Церковной-Горького и Марии-Ладожской построили деревянный (пешеходный) мост Питкасильта – Длинный мост; «длинный» по-видимому, в сравнении с «шоссейным», от подножия Кухавуори к подножию Кисамяки, а то и с «городским», через ручей. Этот низкий, над самой водой, мост при появлении современного был разрезан и превращен в лодочный причал. Его следы внимательный сортавалец и гость найдет и сейчас (обложенный камнем плавный съезд с улицы Киккокату-Горького), а мы в шестидесятых еще ныряли с последних мостосовых нный камнем плавный съездс улицы Киккокату-Горького) в лодочный причал. и, гостиницы, магазины..тра Сортавалы, не претеровых свай.
Небольшой комментарий-картинка о второй половине 1880-х из «Истории…» 1932 года: уже не раз упоминавшиеся «свайные» амбары-лабазы были устроены над водой, «чтобы товары с судов можно было перегружать прямо в открытые ворота склада». Купцы Молдаков, Сиитойнен, Ниссинен и Бергин имели один склад «с общим трапом». Город владел своею пристанью «в конце улицы Луостаринкату». Во время большого пожара, случившегося в 1880 году, часть складов сгорела, а в 1893 году (приближалась «пристанская» железнодорожная ветка!) под руководством инженера Вернера Линдхольма началась реконструкция причалов. В итоге, «общая длина причальной линии Сортавальского порта (! – В.С.) в 1831 году достигала 475,5 метров».
«В 1871 году в Сортавале появилось уличное освещение, вначале это – 20 скромных газовых фонарей. Оно было устроено за 1000 рублей, пожертвованных на эти цели виноторговцем Иваром Конниненом… В 1870 году было начато устройство парка Ваккосалми, хотя облик города-сада… (городу. – В.С.) был придан позднее» («История…» 1970 года).
«Телеграф действует в Сортавале с 1874 года. Первый телефон появился… перед Рождеством 1885 года и связывал квартиру заводчика М.Хирвонена с лесозаводом. В следующем году ректор Алопеус организует телефонную связь из своего дома в книжный магазин. В 1888 году в Сортавале создается телефонная компания, объединившая 38 городских пользователей. И 5 в окрестностях (Кюммеля, Хюмпеля, Тухкала, Мюллюкюля и Ворссулла). В 1931 году (уже имеется. – В.С.) 600 номеров. Телефонная связь с Выборгом появилась в 1894 году. Таможенный пост в городе открылся в 1894 году» («История…» 1932 года).
«В 1892 году в развитии… (города. – В.С.) наступает новый этап, обусловленный возникновением и развитием в городе крупного промышленного производства. С началом прокладки железной дороги до Выборга связано создание новой городской планировки… Сортавала с северной, восточной и западной сторон оказалась ограниченной отходящей от основной магистрали железнодорожной веткой, подходящей к причалам. Для прокладки железной дороги пришлось засыпать значительную часть залива Тухкалампи и Ляппяярви в районе причалов (В.Р.Рывкин).
Появление семинарии и нужда в застройке «замостной» части, завершение, в ноябре 1893 года, строительства железной дороги от Выборга до Сердоболя, которая через год дотянулась до Ляскеля и Йоэнсуу, и особенно «пристанской» в июне 1894 года ее ветки (насыпь поперек залива Вакко, засыпка залива Болининлахти) потребовали очередной перепланировки – шестой по счету, и архитектор Ивар Аминов изготовил «План города... Расширенный и измененный в 1892 году». «Одновременно… была увеличена городская территория, особенно южнее парка Ваккосалми. К новой организации собственно ядра города больше не приступали» (История…» 1970 года). Кстати, этот архитектор предлагал строительство нового, капитального, моста – на месте пешеходного
Территория семинарии не попала в его план, так как она развивалась самостоятельно, зато Аминов начертил улицы и кварталы рассеченной надвое «железкой» юго-западной части города., как бы продолжив на этом берегу Вакколахти уличную сетку, которая сложилась на северном. Недостатком этого плана считалось то, что «здание железнодорожного вокзала построено на наиболее неудобной стороне пристанционных путей, за ними, поскольку там проходила старая дорога», нам сейчас известная как Старовыборгское шоссе. От этой недальновидности страдаем и мы, долго ожидавшие появления нового вокзала на привычном месте или (лучше!) на новом, рядом с Выборгским шоссе. Но теперь, кажется, еще до-о-лго не дождемся «на новом».
Согласно плану И.Аминова, транзитный гужевой автотранспорт, следующий с юга, должен был дважды пересекать железную дорогу, выходить на улицу Ладожскую (у финнов – Марии. – В.С.), далее через мост на узкую Церковную-Кирова и только потом, выбравшись на Карельскую, – на северную окраину. Да и предложенный проектантом мост так и не появился, так что трасса продолжала идти прежним маршрутом: со «Старовыборгского» шоссе по современной улице Парковой и т.д. И лишь возникновение моста, связавшего вместе оба отрезка улицы Карельской и прозванного тоже «Карельским», предельно упростило транзитную проблему. Но не сняло.
(продолжение следует)