МЕЧТА ТОЙВО ХАККАРАЙНЕНА
По своему детству помню: привели нас, школьников, в музей боевой славы, что в здании Дома офицеров («Сеурахуоне»). В той экспозиции находились, естественно, только «военные» предметы. В накоплении этого малого богатства принимал участие Т.А. Хаккарайнен, долгие годы бывший ответственным секретарем городского отделения ВООПИК, а музейчик тот, кстати, посещало до 1,5-2 тысяч сортавальцев и гостей возрастом от нашего младшешкольного до седоусого.
Но Хаккарайнен, оказывается, начинал потихоньку собирать и другие реликвии, уже чисто краеведческого плана. Вплоть до колокола, взятого с нашей железнодорожной станции – оказывается, вещи исторической! С профилем шведского короля Густава 11 Адольфа, в 1632 году, напоминаю, предписавшего основать (так вышло в нашей истории) наш город. И древнейшая тут вещь была – кремень-скребок, изготовленный примерно 2000 лет назад, переданный археологом Г.А. Панкрушевым. Не возле Мейери ли, где он обнаружили следы стоянки древнего человека? Но плюс содержимое двух витрин, в которых хранились репродукции, журнальные статьи и книги Н.К.Рериха и о нем. Рериха-старшего, в 1916-1918 годах жившего в Сортавале и окрестностях, отобразившего наш край на десятках полотен, в прозе и стихах, статьях и письмах.Не густо, вроде, но уже тогда было ясно, что это – лишь материковая часть найденного. И Валаамский музей-заповедник в 1980-х годах стал активно пополнять свою музейную (фондовую) часть. Его научные сотрудники, начиная с 1983 года, несколько лет подряд проводили этнографические экспедиции на материке, по побережью Ладоги. И в Северном Приладожье, и в Олонецком районе. И только наш город и его окрестности они посетили целенаправленно, не считая мелких наездов, дважды – в 1984 и 1985 годах, заполучив здесь с помощью местных жителей около 100 «единиц хранения». В том числе … доспехи шведского кнехта аж 200-летней давности!
В 1984 году сортавалец А.Л. Теплицкий, сооружая погреб, обнаружил их чуть ли не в центе города. Дряхлые, конечно, но – доспехи! Не полностью, и все же! По оценке специалистов, то была первая такого рода находка на территории Северного Приладожья. Чуть позже в соседней Питкяранте нашли меч – наверно, другого кнехта. И куда невольный археолог передал ту шведскую «боевую рубаху»? Не угадали, никакой городской организации. Он позвонил на Валаам, из тамошнего музея приехали и с пребольшим удовольствием увезли ценную древность. В прямом (на теплоходе) и в переносном смысле слова уплыли наши кровные доспехи с материка на заповедный архипелаг.
А потери нарастали. Так, 5 апреля 1981 года сгорела в одночасье та самая парковская курная изба», срубленная из могучих бревен до 60 и более сантиметров в диаметре. Т. Хаккарайнен, добился, чтобы ее признали «памятником истории и культуры местного значения». Прохудившиеся венцы избы при нужде меняли, ею гордились, но материальный ущерб после пожара был оценен в… 100 (!) рублей. Недолго продержалась и хранившаяся рядом с ней лодка-ладожанка, знаменитая сойма: оказалась «распиленной неизвестными лицами», как написали в официальном заключении о происшедшем.
Хотя еще в 1984 году Совет министров Карельской АССР принял постановление, обязывающее каждый райцентр республики создавать таковые.
«ЗАСВЕТИЛИСЬ ОКНА НА ПАРУСЕ ЭРКЕРА…»
«Материковые» краеведы, почувствовав силы, уже было (мысленно) начали подбирать под музей подходящее с их точки зрения здание. Принять предложение горвоенкомата, имевшего свободные, хоть и подвальные, помещении? Или «положить глаз» на здание пожарной охраны, ожидавшей новоселья: этот дом и архитектурно интересен, и стоит в самом центре города, и с его смотровой вышки-каланчи вид на старые улицы – великолепный? А может, часть здания почты-банка, но кто отдаст? Бывшего магазина «Спорттовары», чье строение – из самых старейших в городе (кованые гвозди в обшивке!), с флюгером на крыше, а на оном прорезная дата «1912», ведь и флюгеров-то в Сортавале всего три?
Обнадеживал и сентябрьский, 1988 года, ответ на одну из «промузейных» статей тогдашнего заместителя министра культуры КАССР Б.С.Маркова: «Совместно с исполкомом Сортавальского горсовета решен вопрос о создании в г.Сортавала музея. Для этих целей выделено здание по улице Комсомольской, 6…» Здание было освобождено, его ремонт заканчивался, но власти переориентировались на организацию в нем Выставочного зала для художников. Логически такой поворот был оправдан. Правда, поначалу здесь хотели выделить комнату под творчество Н.К. Рериха и М. Лассила, но…
Островные музейщики, осознав, что на Валааме вскоре полноправным хозяином станет возрождающийся монастырь, которому отойдет, понятно, монашеско-православная часть собранных ими фондов, искали – куда же определить светскую, по большей части «материкового» происхождения, часть коллекции, чтобы краеведческо-историческое дело в крае не пресеклось. И, выбирая между городами, остановились, ясно почему, на Сортавале.
«Как-то незаметно и буднично в доме № 5 по набережной Ладожской военной флотилии после двухмесячного перерыва появилась табличка «Музей Северного Приладожья». Неужели сбывается мечта нашего достойного земляка Т.А. Хаккарайнена и других патриотов города?» – писала в конце декабря 1991 года ставшая его руководителем Л.М. Попова, до того главный хранитель Валаамского музея-заповедника. Местный реставрационный участок взялся за восстановление здания еще до выхода рабочей документации: специалисты там были – на все руки мастера.
Кроме того, надо было продолжать поиск материалов, набирать штат: некоторые валаамские музейщики переехали в город, но кадров не хватало. И все одно тогда, еще почти за год до своего официального открытия, музей уже предлагал услуги по проведению лекций и бесед, пусть по еще узкой тематики истории Северного Приладожья и Валаама. 28 сентября 1992 года министр культуры республики подписал приказ об организации с 1 октября того же года Республиканского музея Северного Приладожья на базе существовавшего здесь до этого отдела Северного Приладожья Валаамского государственного историко-архитектурного и природного музея-заповедника. Самостоятельная жизнь началась. В том числе и с приема фондов. Основу музейного собрания составили переданные с Валаама на материк вещи – 1127 единиц хранения основного и 878 единиц научно-вспомогательного фондов.
«После закрытия городского отделения ВоООПИК к нам перешли все собранные там материалы… Дело, начатое Т.А. Хаккарайненом, не пропало… – в конце 1993 года, отчитываясь перед земляками и заодно увлекая их заведующая отделом фондов новодельного музея, Елена Михайловна Корниченко.
И ГОДА НЕ ПРОШЛО, КАК…
– Здесь будет библиотека, здесь – отдел фондов, там – холл с гардеробом для посетителей, а в этом зале разместится главная экспозиция, и будет в нем паркетный пол, стены с деревянными панелями и вот такой кафельный камин, – Елена Михайловна показывала на висящую на стене картинку.
31 января 1993 года состоялся дебют: в Доме офицеров открылась экспозиция «Мир карельской иконы», где были представлены 104 иконы из собрания Медвежьегорского краеведческого музея. При открытии выставки местный батюшка отец Александр отслужил специальный молебен, в церемонии участвовала и группа церковного хора из Никольского храма.
В том же году, 1 декабря, «вступил в строй» научно-методический отдел, ответственный за организацию методической, экскурсионной и лекционной работы. На ту же дачу Винтера, недавно – санаторий «Сортавальский» (бывшая «дача ЦК», как ее в обиходе называли в 1950-е годы, ибо здесь отдыхало все центральное, из Петрозаводска, руководство), в то время бесхозную, у многих организаций были свои виды. Музей засматривался на нее как на возможный культурно-экологический центр имени Н.К.Рериха, но объекту требовался эффективный, а попросту говоря, небедный собственник.
С сентября 1996 года на Ладожской, 5 открылся музейный (краеведческий) класс. Продолжились выставки, реставрация, экскурсии. Полгода – 101 экскурсия, 150 лекций, что вдвое больше плана, причем почти все лекции бесплатные. Наших Ладожских шхерах тогда проходил популярный международный конкурс «Робинзонада-96».
И настал полуюбилей, 5-летие музея.. Безрадостным оказался он: здание обесточено, телефон за неуплату отключен. Помню, пытался я до них дозвониться, когда приехал – не вышло. Пришлось ногами. Но музейщики не сдавались.
– Второе дыхание музей получил в 1996 году стараниями научного сотрудника отдела комплексных исследований М.А. Бабушкина.
А теперь…
СОРТАВАЛЬСКОГО – С ПРЯМЫМ ХВОСТОМ...
То, что «Калевала» – литературное произведение Элиаса Леннрота, но – составленное им в основном из материала карельского фольклора, теперь знают, наверно, всяк, интересующийся этой темой: исследователи Финляндии и наш специалист по этому вопросу А.И. Мишин это убедительно доказали и публично не раз высказывали. Но вот, что когда-то наше Северное Приладожье было одним из мест, где в разные годы проживало немало карельских сказителей-рунопевцев, записи текстов от которых Э. Леннрот использовал при составлении «Калевалы»! Недаром же в Сортавале, на одной из центральных площадей (теперь у. Вяйнямейнена), появился памятник всем сказителям края работы А. Сайло, который сделал его – по облику П. Шемейкки, родовое гнездо которого – ныне исчезнувшая деревня Шемейкка на территории современного Суоярвского района.
Богатая фольклором земля. Но ведь словесное народное творчество здешних карел – не только руны. Он разнообразен по жанрам. Вершина «Калевалы» стоит на прочном основании и в густом окружении – песен и сказок, пословиц, поговорок и преданий, который (тот, что был собран), к нашему сожалению, сейчас доступен лишь владеющим финским языком. Но, в частности, здешние предания долгое время разыскивала по разным источникам жительница г. Сортавала Е.Ф. Бультякова.
Елизавета Федоровна – известный в Северном Приладожье человек. Она была одной из первых советских жительниц города (1940). Тогда ее, учительницу единственной тогда здесь средней школе, избрали председателем райкома профсоюза школьных работников. Сорок первый, оборонные работы в сортавальских окрестностях, эвакуация. После Великой Отечественной она снова возвращается сюда и долгие годы трудится в школе, затем – экскурсоводом в местном Бюро путешествий. Ищет по редким в те годы книгам разного рода информацию о прошлом края. В том числе и эти предания «финских времен», а также уже и некоторые – «советского» (переселенцы с поэтическо-деревенской родовой памятью!) происхождения, которые пересказывала, как могла, гостям края, да и горожанам (устно и через «Красное знамя) и невольно их невольно литературно обрабатывала.
В итоге ее тексты, по оценке специалистов, «преподносить... читателю как фольклор нет никакой возможности», но надо сказать, что образцов преданий, которые были бы записаны строго «по-научному», как это делали с карельскими рунами финн Э. Леннрот (конечно, не он один) и с нашими былинами русский П.Н.?Рыбников и его последователи – да в нашей книге есть пример подобной записи песни «Девушка ждет...» А.Е. Киброевой – таких полноценно народных преданий Северного Приладожья, кажется, мы теперь и вовсе не имеем. Так что, убежден, тексты, представленные Е.Ф. Бультяковой, имеют право на существование. Пусть литературное. Но с корнями в карельском фольклоре, в этой земле.
Наилучшие образцы записей, пожалуй – у исследователя края П.Т. Швиндта (1851-1917) в его «Народных преданиях Северо-Западного Приладожья, собранных летом 1879 года», которые впервые на финском языке были опубликованы в Хельсинки (1883), а на русском, в переводе сотрудницы Куркийокского краеведческого центра М.И. Петровой, во втором выпуске приозерского краеведческого альманаха «Вуокса» (Санкт-Петербург, 2001). Еще раньше Швиндта, в конце мая-начале июня 1845 года, путешествуя по Финляндии, заехал в Кексгольм и здесь сделал запись одного из преданий русский ученый Я.К. Грот («Труды Я.К.Грота. Т.1. Из скандинавского и финского мира. С-Пб, 1898. С.341. Отдел 1. Кексгольм, Сердоболь и Нейшлот»). Думаю, в нашем случае будет уместно привести примеры как запись Я.К. Грота, так и некоторые примеры из книги П.Т. Швиндта – хотя бы для сравнения языка текстов, тем более что отдельные сюжеты там и тут повторяются.
Как сейчас увидит читатель, предания в них были даны – в пересказе собирателя, то есть тоже как бы в отраженном восприятии, а не в подлинной речи носителя («рассказывал мне один старик из...»). Кроме того, у Швиндта и Грота содержательная часть преданий как бы встроена в авторскую речь собирателя, а в текстах Е.Ф.Бультяковой (притом данных в хронологическо-логической последовательности сюжетов и, как представляется, с достаточной полнотой) подчеркнуто «самостоятельны». Там – кажется, ближе к оригиналу (хотя бы по времени фиксации текстов), здесь – вроде бы, более цельная картина мира. Может быть, как раз за счет «олитературивания» или даже сознательного доведения до «туристического продукта» экскурсовода.
Впрочем, теперь желающий может обратиться как к тем, так и к этим текстам.
НЕМОЕ КАНТЕЛЕ?
«Приближались к городу со стороны Лахденпохьи. Нас было двое 18-летних юношей. В пути на велосипедах из Яаски (ныне поселок Лесогорский неподалеку от Выборга. - В.С.) через Приладожье в Йоэнсуу. Мой бывший учитель из народной школы рекомендовал нам при въезде в Сортавалу использовать дорогу, идущую мимо парка Ваккосалми, хотя мост через залив уже был в эксплуатации...
Вечернее солнце никак не хотело скрываться за Ладожскими островами. Весенняя кукушка куковала за озером Айранне. Где-то там, за полем хлебопашца, звучали струны кантеле. Над могилами родственников старушки пели плачи...» - отрывок (в переводе В. Викмана) из воспоминаний выпускника Сортавальской учительской семинарии (1937) Вилхо Пуллки о впервые увиденном им в 1932 году г.Сортавале («Сортавала и Приладожье», 1988).
Естественно будет здесь привести и текст «Изготовление кантеле» из сборника «Руны и исторические песни» (Петрозаводск, 1946). Это не отрывок из «Калевалы», как можно было бы подумать, а - одно из карельских народных сказаний, из которых Э. Леннрот создал то, что мы ошибочно называем эпосом «Калевала». Текст тем более уместен, что «географически» речь в нем идет о земле древней корелы - совсем неподалеку от Северного Приладожья.
Итак, Вяйнямейнен в одной из поездок -
жеребцу вскочил на спину,
сквозь леса, болота ехал,
в облаках промчался Вейне,
через озеро проехал.
Там он на подводный камень
на коне верхом наехал...
. . . .
Очень рассердился старец,
сел он, кантеле взяв в руки,
пальцы наложил на струны,
лишь мизинец загибал он...
Рассерженный, Вяйнямейнен запел под кантеле и – «Так уж имя Оривеси озеро то получило». В другой руне Вяйнямейнен в его дальнейшем пути помешал ворон и -
Ворона поймал здесь старец,
птицу об скалу ударил
так, что голова разбилась.
И назвал он это место -
озеро то - Пюхяярви.
Аналогично, бросив через озеро огромный камень, он завещал быть там городу: «Так основан Хямеенлинна». А другой «калевальский» герой («Кузнец Илмаринен и Куллерово») стал свидетелем того, что «На мысу виднелся, в Койвисто село горело...» Оривеси (по-русски Конские Воды - есть такое озеро в Финляндии), Пюхяярви (Святое озеро, а озер с таким именем множество в наших краях), Койвисто (был такой город на берегу Финского залива, ныне - ?Приморск) - речь о реальных объектах или народная фантазия? Комментаторы не дают никаких пояснений. Но вот позже в песнях появится Выборг и куда как исторические лица - российские императоры!..
Эти и иные тексты сборника (некоторые процитирую позже) были записаны в Корписельке, Суйстамо, Лоймоле, Куркийоки, Яккиме в период с 1778 по 1940-е годы собирателями Портаном, Леннротом, Европеусом, Борениусом, Генетцем, Евсеевым, Пергаментом, Фомкиным и Граном, но, к сожалению, не указано - кем, что, когда и где конкретно. Теперь же самое время перейти к Леннроту, тем более, что он, путешествуя в поисках фольклора, оставил в своем «Дневнике» о том порой очень подробные записи. Для нас интересно, что у него - о наших местах!
Так будущий создатель «Калевалы», отправившийся в свое первое путешествие за карельским фольклором (1828), описывает встречу с первым крупным сказителем, который встретился ему на пути. Сколько их было позже! Кайнулайнен знал вариант песни о том, как Лемминкяйнен ходил в Лаппи и как хозяйка Лаппи закляла его «ртом в золу, губами в глину» и как мать спасла сына, - комментировал событие А. Мишин («Рунопевцы Приладожья и «Калевала», «Ленинская правда», 21.12.1984). - Этот сюжет повлиял на рукописную поэму Леннрота «Лемминкяйнен», а потом и на эпизоды о Лемминкяйнене в «Калевале». Глава о Золотой деве, выкованной Илмариненом, также брала начало от песни Ю. Кайнулайнена. Эта же песня дала некоторые строки в эпизод о пребывании Вяйнямёйнена в чреве Випунена: «Обратил рубашку в кузню», «стал ковать он на колене».
«Один из братьев рунопевца, сам кузнец, спел мне несколько рун о кузнеце... - продолжал молодой Леннрот. - 13 июня я покинул Хумуваара и к вечеру добрался до поместья Пухос... Это живописнейшее место находится между Пюхяярви и Оривеси... Неподалеку от Пухоса с высокого холма открывался красивейший вид на Оривеси. Будь я художником, я охотно сошел бы с повозки, чтобы запечатлеть на бумаге эту изумительную картину, но я не обладаю таким даром...
Наконец 17 июня я вновь отправился в путь... добрался до Нийникумпу и встретился со старым крестьянином Маккойненом, самым известным знахарем в этих краях... Он начал было читать руны, но остановился... Единственное, что я записал, это кое-какие мифологические имена и названия мест. Я было собрался в дорогу, но узнал, что сегодня вечером сюда должен прийти портной этого прихода Киннунен. Такие люди обычно знают песни и руны... Киннунен и в самом деле пришел и без утайки рассказал мне все, что знал... Киннунену больше нравилось рассказывать сказки, и он пообещал развлекать меня хоть три дня подряд... я целый день... признаюсь, с удовольствием слушал сказки Киннунена.
18 июня я пришел в дом священника в Китее, где пробыл двое суток... я отправился к Олли Хилттунену в Рупповаара... Вскоре Олли вернулся в избу, и начал было сказывать свои руны, но с ним повторилась та же история, что и со многими другими, - он никак не мог начать... на этот раз мне повезло больше, чем с Маккойненом...
21 июня я отправился в Потоскаваара, где, по моим сведениям, жил рунопевец Юхана Каттилус. Пройдя с четверть мили, я оказался на длинном и узком мысу, вдающемся в озеро Китее... На том берегу... мужчина... показал мне тропинку, по которой я и добрался до нужного места... Старший сын, Юхана, был на рыбалке, но после полудня вернулся домой. Он без отговорок познакомил меня с рунами, вернее, с песнями, которые знал... Весь следующий день я провел у Каттилуса, а вечером мы с Юханом... отправились за полчетверти мили отсюда в дом, где проходила свадьба. Хотя я был незваным гостем, но хозяева очень хорошо приняли меня и особенно обрадовались моей флейте. Пока мы ждали молодых, я записал у собравшихся мужчин несколько рун...
Вскоре из дома невесты в сопровождении толпы гостей прибыли новобрачные. Их приветствовали из ружья, я тоже прихватил свой дробовик (далее Леннрот подробно, на более чем десяти страницах, описал свадебный обряд. «Кстати, это ему пригодится при создании глав о свадьбе Илмаринена в «Калевале», - оценивал О. Мишин. - В.С.)...
По окончании празднеств гости разошлись и разъехались по домам... Был канун Иванова дня... В Карелии, как и в Саво, принято в такую ночь жечь «кокко» (костер; орел. - В.С.), к которому здесь готовятся с вечера. Очень важным считается, чтобы в костре горели старые бороны-суковатки, развалившиеся лодки и прочее. Я заметил, что все это специально привозилось на лошади издалека, хотя дров хватало и поблизости. Все отслужившие свое предметы складывались в кучу, вокруг них ставились длинные сухие жерди, концы которых соединялись так, чтобы образовался громадный конус. «Коко» разжигали вскоре после захода солнца. И прежде чем «кокко» (орел) успевал взмыть ввысь на своих полыхающих крыльях, всюду вспыхивали все новые и новые костры, потому что почти у каждого дома был свой «кокко» либо один на несколько близлежащих домов... Казалось, будто звездное небо опустилось к самой земле. Дети и парни плясали вокруг костра, к ним присоединялся и кое-кто из взрослых. Люди постарше пели руны, а некоторые ради забавы стреляли в воздух...
Получив истинное наслаждение от гостеприимства в Потоскаваара, я... отправился в поповскую усадьбу в Тохмаярви... 30 июня ...вечером... пришел в поповское имение в Пялкъярви (район современных поселков Партала-Пуйккола. - В.С.)... Пробст Хултин позвал одного из своих торпарей (батраков. - В.С.), знающего руны, почитать их мне. Торпарь, по-видимому, и знал кое-что, но ему явно не хотелось читать при пасторе Реландере. Насколько я заметил, отсюда в сторону Сортавалы рунопевческое искусство все более ослабевает и, судя по рассказам, почти неизвестно в Олонецкой губернии...
30 июня я отправился из Пялкъярви по направлению к Сортавале. Я прошел около мили, когда меня нагнал некий крестьянин, тоже ехавший в Сортавалу. У мужика была хорошая лошадь, и я попросил его подвезти меня остаток пути... Под вечер приехали в город…, где я остановился на постоялом дворе...»
Элиас побывал тогда и на Валааме, где «ходил по монастырю, заглядывал во многие кельи и случайно попал в келью одного финского портного. Он знал несколько новых песен, и я записал их». Возвращаясь на материк, лодка с Леннротом попала в густой туман и ее «седоки» промахнулись, высадившись на берег западнее Сортавалы, так что Элиасу пришлось попадать в город через деревню Отсиойсет.
Вскоре он решился на обратный путь: «Незадолго до этого в аптеке я повстречал крестьянина из Пялкъярви, который обещал подвезти меня. Он ждал на улице, и мы, не задерживаясь более, сели в тарантас. По дороге нам встретились люди, едущие на ярмарку... Когда я поинтересовался, не знает ли кто из них рун, то в ответ получил приглашение заходить к ним, когда мой путь будет лежать через приходы, где они живут, и, кроме того, назвали мне несколько известных им рунопевцев...
«КАЛЕВАЛА» И «КАНТЕЛЕТАР» ИЗ... СЕВЕРНОГО ПРИЛАДОЖЬЯ
В письме от 3.12.1833 года Э. Леннрот сообщал об издании сборника рун о Вяйнямёйнене (впоследствии – «Пра-Калевала») и о желании «продолжить сбор рун до тех пор, пока не получится собрание, соответствующее половине Гомера». И продолжил в ходе следующих поездок. «К лету 1834 года... в распоряжении Леннрота... было около 40 000 стихов... Примерно половина общего количества записей (своих и других собирателей. - В.С.) была сделана в Беломорской Карелии, другая половина - в финляндском Приладожье (фактически в Северном Приладожье. - В.С.), провинции Саво и Приботнии» - ссылался на подсчеты финского исследователя «Калевалы» Вяйнё Кауконена Э.Карху. В 1835 году Элиас издал первую версию «Калевалы» в 12 078 строк в 32 песнях. «Подавляющую часть фрагментов... взял от рунопевцев северной Карелии...» (А.Мишин, «Рунопевцы Приладожья...»).
И в ходе своего седьмого путешествия, находясь на севере, в Ухте (24 ноября 1836 года), он писал в одном из своих писем, что предполагает в конце апреля быть в Кеми, оттуда переправиться морем в Архангельск, а, вернувшись на западный берег Белого моря, направиться «отсюда прямо к границе волости Нурмес. Затем я, пойдя вдоль границы к берегам Ладожского озера, заодно зайду в некоторые деревни Олонецкой губернии и далее через финскую Карелию и Выборгскую губернию в октябре будущей осени думаю добраться до Хельсинки». В письме от 3 марта 1837 года из Колы внес поправку в этот маршрут: «Затем из Каяни я направлюсь вдоль границы (речь об административной границе между Великим княжеством Финляндским и остальной частью Российской империи. – В.С.) в Сортавалу, а там буду проходить как по русской, так и по финской стороне. Из Сортавалы через Выборгскую губернию вернусь в Хельсинки».
Во второй половине этого седьмого своего путешествия, начиная с июня 1837 года, Леннрот добрался в «Пиелинен, приход Эно в Иломантси, Липери, Ряякюля, Тохмаярви, Рускеалу, Сортавалу, Яккиму, а также побывал в некоторых деревнях – Куркийоки, Париккала, в приходе Раутаярви, Руокалахти, Еутсено (в теперешней транскрипции – Йоутсено. – В.С.???), Лаппе, Лаппеенранта, Леми, Савитайпале, Тайпалсаари, Руоколахти (второй раз), Сяминки, Керимяки, Липери (снова), в приходах Контиолахти и Юкка, затем в Нурмесе и Каяни. Эта поездка заняла у меня шесть месяцев… Что же касается ее результатов, то по крайней мере ими доволен…
Вскоре из них получится целая прекрасная книга («Кантелетар». – В.С.). «Всего в сборнике (в который вошли записи не только Э. Леннрота, но также и Каяна и Кастрена. – В.С.), в основном его тексте, 652 песни (22201 стих), и вдобавок некоторые приводятся в предисловии… в сорнике были в какой-то мере представлены все обследованные регионы, но основным источником лирических песен была Приладожская Карелия» (Э. Карху),
«Пословиц записал несколько тысяч… Я не считал, сколько их получилось, но загадок я записал тысяч двести (составленный Элиасом сборник пословиц, а это более 7 тысяч пословиц и поговорок, вышел в 1842 году, сборник «Загадки финского народа» – в 1844 году. – В.С.)…»
Восьмое путешествие (август-октябрь 1838 года) подарило Леннроту и миру встречу со знаменитой сказительницей и не только с ней. В письме магистру Столбергу он так рассказал об этом: «…Я направился в местечко Иломантси, где пробыл полторы недели, захаживал в окрестные деревни. Здесь оказалось много певцов, и, наверное, я не успел посетить и половины из тех, что мне посоветовали. Настоящую певицу – Матели Куйвалатар (Магдалена Куйвалайнен, – В.С.) я встретил позже, на берегу Койтере, в трех с лишним милях к северу от Иломантси и в трех четвертях мили от деревни Хухус. Два дня я записывал старинные песни только от нее…» А. Мишин об этой сказительнице: «Ее талант можно сравнить только с талантом ингерманландской сказительницы конца Х1Х века Ларин Параске». Роль Матели-Магдалены велика безпрекословно. «Пожалуй, первое место среди рунопевцев Приладожья по праву принадлежит Матели Куйвалатар…, песни которой дали огромный материал для сборника «Кантелетар»… По подсчетам… Вяйне Кауоконена, около 1500 строк попало в разные песни сборника («Кантелетар». – В.С.) из репертуара М. Куйвалатар». – В.С.) из репертуара М. Куйвалатар…» (А. Мишин, «Путешествие…»).
Путешествие десятое.. В январе 1841 года, уже начав склоняться к изучению карельского языка???,Леннрот вместе с норвежским языковедом Нильсом Стокфлетом отправился в лингвистическую экспедицию: вдвоем они добрались до Иломантси, откуда Элиас «через приходы Тохмаярви, Пялкъярви, Рускеала, Импилахти, Салми, Туломаярви (Туломоозеро. – В.С.), Вескелюс (Вешкедица. – В.С.), Сямяярви (Сямозеро. – В.С.) отправился в Петрозаводск. «В говоре разных погостов есть различи, - отмечал он в дневнике 30 марта, находясь в Вешкелице. – В Салми, Суоярви и Суйстамо язык уже ближе к финскому. В Импилахти он еще чище, вернее, кажется, что там существует два языка: один, на котором люди, особенно православные, говорят между собой, и другой, на котором они разговаривают с господами и финнами…» А в «сортавальской» дневниковой (3 апреля) записи поведал – опять замыкаемся на кантеле! – об одной встрече в пути: «Из Импилахти меня подвез мужчина, родом из деревни Коконваара, что в десяти верстах от погоста Суйстамо (не та ли, по дороге с юга к Вяртсиля? – В.С.). О себе он рассказал, что он мастер играть на кантеле. Сообщил также, что будет жить до Пасхи в Импилахти в доме сестры – хозяйки постоялого двора и обучать игре на кантеле своего племянника…
Судя по рассказам, в окрестностях Суйстамо еще поют о Вяйнямейнене, но песен этих немного…»
Далее путь Леннрота лежал через Яккиму, а зимой-летом 1842 года он проехал через Колу, Кандалакшу, Кемь, Архангельск, Онегу, Каргополь и Вытегру до Лодейного Поля, откуда заезжал к здешним вепсам в верховьях Ояти, и в октябре «через Аунус (Олонец. - В.С.), Салми, Импилахти и Сортавалу вернулся прямо в Каяни».
«Если при работе над первой версией эпоса Леннрот имел несколько больше 40 000 строк, то теперь их было 130 000. Материала хватило бы, как признавался Леннрот, «на семь «Калевал», и все они «были бы разными». (А.Мишин, «Путешествие...»).
ОТКРЫТИЕ РУНОПЕВЧЕСКОЙ ДЕРЕВНИ ШЕМЕЕК
Настает черед сказать о других собирателях карельского фольклора.
«Ученик Леннрота Европеус собрал песен даже больше, чем его учитель. Европеус и Алквист прошли по финляндской Карелии и Приладожью и открыли таких знаменитых рунопевцев как Симана Сиссонен, Симана Хуохвайнен, а также целую рунопевческую деревню – Шемейкку. В династии Шемеек было более 40 рунопевцев» (А. Мишин, «Путешествие…»). Д.Е. Европеусом «первые записи эпических песен… были сделаны в 1845 году» (А.С. Степанова, «Эпические песни Южной Карелии в сб. «Фольклористика Карелии», Петрозаводск,, 1989, №6): «Авторитет Э. Леннрота действовал магически. Первоначально Д.Европеус также направился в Петрозаводск, но, узнав, что по этому маршруту уже проехал Э.Леннрот и ничего не записал, он тут же повернул обратно в сторону Вешкелицы и Туломозера… и лишь в окрестностях Туломозера для него «вновь зазвучали песни».
«Давид Эммануэль Даниэль Европеус (1820-1884) является одним из самых крупных собирателей фольклора своего времени. В период с 1845 по 1848 годы он совершил пять длительных путешествий. Находился в поездках 20 месяцев…» (А.Степанова), «По своей результативности фольклорные поездки Европеуса признаны феноменальными - никто еще за столь короткое время не смог собрать столь огромного материала... Европеус собрал примерно 2500 рун (более 50 000 стихов)...» - Э. Карху. А. Степанова: «И вот Европеус во время своей первой поездки в окрестностях Иломанси встречает искусного рунопевца Симана Сиссонена, первого, ставшего известным, представителя знаменитого рода рунопевцев Сиссоненов, а также его сестру Ирину. Оба они спели ему примерно по 70 песен...»
Комментарий А.Мишина: «Почти все сюжеты, которые легли в основу новой версии «Калевалы», были известны Симане Сиссонену, жившему в деревне Мегриярви. От него записано 82 песни, больше, чем от любого другого рунопевца первой половины Х1Х века, в том числе и от Архиппы Перттунена... Сиссонен пел песни «Происхождение мира», «Большой дуб», «Состязание Вяйнямейнена и Ёукахайнена», «Сватовство Вяйнямейнена и Илмаринена», «Создание кантеле», «Похищение Сампо»... В Приладожской Карелии бытовало много вариантов песен о похищении невесты у Хийси... (А. Мишин, «Путешествие...»). «Строки С. Сиссонена нашли свое достойное место в «Калевале», много их в 42-й песне...» (А. Мишин, «Рунопевцы Приладожья...»). «50 песен записано от товарища Сиссонена - Симаны Хуохванайнена. Кроме эпических песен, он знал много сказок (А.Мишин, «Путешествие...»).
А. Степанова: «Европеусу же принадлежит заслуга и других приладожского-карельских рунопевцев, родоначальников рунопевческих династий – Шемейкков, Сотикайненов…» А. Мишин: «В «Калевале» есть и строки, взятые у рунопевцев из прославленной деревни Шемейкка, в частности, у Микитты Шемейкки. В той же сорок второй песне они соединились со строчками других рунопевцев. Во франменте, где говорится об игре Вяйнямейнена на кантеле:
Тут уснули те, кто слушал
Кто глядел, тех сном сморило.
Старцы и юнцы уснули.
От игры прекрасной Вяйне.
Первые две строчки пришли от М. Шемейкки, две другие – от С. Хуохвайнена.
Нельзя не назвать имена и иных знаменитых североладожских сказителей – Иро Сиссотар (сестры С. Сиссонена), Архипа Бурускайнена, Пекки Пухакка. Их строки рассыпаны Леннротом по всей «Калевале». А сколько их взято у безымянных рунопевцев нашего края! «В главах о Куллерво удачно соединились строки песен, собранных в финляндской Карелии (Иломанси, Кесялахти) с фрагментами из песни, записанной (Европеусом. - В.С.) в Суоярви...» (А. Мишин, «Путешествие...»). Иная народная песня «На козе на войну направился», которую записали в 1845 году в Корписельке, также, будучи переработанной, была использована Элиасом в «Калевале», конкретно в 36-й песне: «На козе ль ты едешь в битву...» Строки из народного варианта песни о похищении солнца, записанной тоже Европеусом (в 1846 году в Суоярви), подтолкнула Леннрота к «фантазии, и родились 47, 48, 49 главы «Калевалы»...» (А. Мишин, «Путешествие...»).
А. Степанова: «Во время своего первого путешествия Европеус побывал и в южной части Олонецкой Карелии, в Туломозерской и Сямозерской волостях... В Вешкелице он записал 4 песни и 4 заговора: из песен - историческую «Взятие Выборга» или «Иван Грозный под Выборгом»... В деревнях Туломозерской волости - Колатсельге, Сааригоре и Кормилисто записал 9 песен..., а также 10 заговоров. Последние поражают своим объемом (от 75 стихов до 115 и даже 217). При первом посещении деревень было собрано 11 эпических песен (более 500 стихов) и 14 заговоров (778 стихов). Вторично Европеус посетил... деревни Туломозерской волости... в 1846 году, во время своего третьего путешествия. Он записал здесь 8 песен, среди них «Сватовство в Хийтоле»..., «Песня Создателя»... (всего 150 стихов), и 3 заговора (156 стихов). Речь идет о песнях и заговорах, опубликованных в издании «Древние руны финского народа»...
Опять к месту тексты из сборника «Руны и исторические песни», а конкретно те, что «географически» близки нам. Например, «Кузнец Илмаринен и царь Петр» («Петр, наш царь, был знаменитым, ехал на реку - к Олонцу, и у Сермаксы стоял он...»), или «Царь Павел, Бонапарт, кузнец и Куллерво»: Павел 1 -
Лишний раз писал в Липери,
В Сортавалу шлет указы,
Чтобы там парней забрили...
Письма шлет он в Куркийоки,
В Париккала шлет посланье,
В Яккима известье выслал.
«Кроме того, - подчеркивает А. Степанова редкую особенность одной из здешних находок собирателя, - в Святозере (Пряжинский район)... им было записано произведение под названием «Seppa Ilmarinen starina...» – «Сказка, история кузнеца Илмаринена...» - первое произведение с эпическим сюжетом, записанное среди карел-людиков..." Но тут (кроме того, что это "первое") важно и то, что "сказка, история" на самом деле звучит как -- русская былина, которые в народе назывались именно старинами. То есть, проще говоря, район Святозера -- зона двойного эпического влияния, как карельского, так и русского!
«Из певцов он упоминал лишь немногих - это солдат Халлёин Ийвана и портной Эверкки из Колатсельги, Афила и Кари из Туломозера..., кузнец Михей из Кейккули... В начале июля 1871 года (фольклорист. - В.С.) А.Борениус и (языковед. - В.С.) А. Генетц прошли из Салми в Туломозеро, откуда на Сямозеро, а затем к Святозеру. В путевых очерках А.Борениус говорит о 26 текстах песен калевальской метрики, записанных им в Южной Карелии.» - продолжает А.Степанова, вслед за исследователями называя имена сказителей: Архиппа Муйлачев из Эльмитозера, две его внучки - Мария Федорона Архипова (1866-1936) и Анастасия Федоровна Никифорова (1888-1971), «старик Кири» из деревни Вуачинмяги близ Вешкелиц, Константин Гордеев из святозерской деревни Пелдожа и его внук Василий Архипович Гордеев...
(продолжение следует)