Владимир СУДАКОВ (Петрозаводск) " СЕРДОБОЛЬ – СЕРДЦЕ БОЛИТ… (исторические и культурологические очерки по Северному Приладожью)" - часть 5-ая

И ВСЕ-ТАКИ – 1643!

 

…А по поводу истинной датировки дня рождения города. Уточним-напомним, что шведский король в 1632 году, если внимательно читать финских исследователей истории, во-первых, подписывал не указ (строгий юридический документ «немедленного действия»), а письмо, хотя, понятно, письмо монарха – не лирическая бумага с изложением чувств и замыслов; во-вторых, он явно имел в виду общую, стратегическую, идею: «Дабы организовать государственную  жизнь и особо ее первооснову – товарооборот в новоприобретенных землях, там необходимо создать (так и хочется представить, что он на какое-то время задумался, сколько же?

– В.С.)… четыре новых города, два – в Ингрии и остальные в Карелии».

И писал он о вообще городах, явно не зная еще, Сортавала ли это будет или, может, Куркийоки: еще какой-то другой, и наш город (его идея?) продолжал висеть в воздухе и только через десять с лишком лет приземлился на мысу Келломаниеми.

И, действительно, только в 1642-1643 годах местные власти сделали им «привязку на местность»: города будут стоять вот тут и тут. Так что, скорее всего, прав Марти Илмари Яатинен, наш финский земляк (родился на одном из островов Ладожских шхер и в сорок четвертом простившийся со своим отечеством, но до сих пор так деятельно любящий его: 1643!]

 

СОРТАВАЛА ИЛИ СЕРДОБОЛЬ?

 

Ныне, кажется, большинство жителей моего города знает, что некогда он имел, кроме финского, и русское имя, чему лишним свидетельством — обилие старых книг и документов, в которых он обозначен этим славянским словом. Но оба его названия одинаково древни, и в ходе многовековой борьбы России со Шве­цией та сторона, которая завладевала здешним Никольско-Сердовольским погостом, позже городом, по праву победителя и назы­вала его, как хотела. Затем хозяева менялись, и ситуация перево­рачивалась. Притом потерпевшие поражение, даже отступив далеко отсель, упорно не признавали «чужого» имени, продолжая кликать его по-своему.

ЧТО ПЕРВЕЕ?

Арабский географ Идриси в своем труде 1154 г. о Европе при­вел и карту ее — от Итиля на Волге до Англии и Испании. На ней указаны и Киев с Новгородом, а вот Ладожское озеро не начерта­но, хотя южные берега Балтики обозначены. Места, где должно бы быть нарисовано Ладожское озеро, и тем более территории севернее его на карте знатока густо заштрихованы: незнаемая ему земля. Но в самом тексте Идриси упоминает здесь некую Сортау — «страну магов, на побережье», что позволило финскому профессору Ойве Туулио выразить мнение, будто это слово озна­чает местность, позднее названную Сортавала. Мифологичность как самого текста араба, так и подобного допуска нашего совре­менника-финна очевидна, поэтому перейдем к более конкретным суждениям.

«Едва ли не первое известное нам письменное упоминание топонима Сортавала относится к 1468 году, — сообщал в одном из номеров районной газеты "Красное знамя" за 1982 г. научный сотрудник Ленинградского отделения Института языкознания, кандидат филологических наук, действительный член Географи­ческого общества СССР Е. А. Левашов. — Приведено оно в дип­ломатическом документе <"протоколе уездного суда", — уточ­нял финский исследователь Мартти И. Яаттинен из Ювяскюля. — В. С.> по поводу нарушений соглашения о русско-швед­ской границе. Русский оригинал соглашений утрачен и о старей­шем облике топонима приходится судить по идентичному швед­скому тексту (на нижненемецком, втором государственном языке тогдашней Швеции): "Также не должно наносить никакого вреда в Сортавала (Sortawala, Sortewala) и в новгородских землях"»[1]. «Поскольку в Северном Приладожье в XV веке еще не было шведского населения, можно с уверенностью полагать, что перед нами исконно местное название, — продолжал ученый. — И так как в межгосударственном документе <или все же в материалах суда? — В. С.> недопустимо заметное разночтение в написании топонимов, правомерно думать, что и в русском официальном тексте фигурировал тот же топоним или его русский фонетичес­кий эквивалент»[2].

Позже, в своей статье «Сортавала (материалы к этимологии топонима)», опубликованной в сборнике «Прибалтийско-финское языкознание» (Петрозаводск, 1988), Е. А. Левашов выска­зался более подробно: «Первое упоминание <уже так! — В. С.> о нем относится к 15 августа 1468 года — в дипломатическом документе по поводу нарушений недавно <здесь и далее подчеркнуто мной. — В. С.> заключенного русско-шведского согла­шения о границе. Поскольку соответствующий русский ориги­нал соглашения утрачен, о старейшем письменном облике топо­нима приходится судить по шведскому документу, не идентичному, надо полагать, русскому в орфографии собственных имен... Топоним, четырежды упомянутый в документе, имеет разное на­писание: Sartwal, Sortewala и Sortavala, что говорит о его орфо­графической неустойчивости, которая обычно характерна для этапа освоения иноязычного имени...» При этом исследователь ссылается на труды 1924—1970 гг. таких известных финлянд­ских историков, как Р. Маусен, У. и Э. Карттунен, Я. Яаккола, Э. Кууйо, И. Тиайнен.

Так не так, а выходит, что однозначно первороден именно этот (Сортавала) топоним и чего тут наводить тень на плетень с кому-то любезным Сердоболем? Не будем, однако, спешить. Вспом­ним, как в те времена составлялись договоры: каждая из сторон в своем оригинале текста название местности, как правило, писа­ла — используя свою (!) звукопись, а не в точности воспроизводя некую общую, которую даже и не согласовывали, и уж тем более не ту, что признавала сторона противная. Например, русичи в своих летописях и документах Стокгольм долго обозначали как ... Стекольну, на свой лад, согласно нормам родного языка, озву­чивая слово: «И тот государя твоего дворянин застал Свейского короля в Стекольне, и он тебе к себе итти велел, а сам Свейский король из Стекольни пошел к рубежу...»[3] («Список с грамоты, какова послана к английскому послу» Ивану Ульяновичу Медрику, октябрь 1617 г.). Варяги, вон, Новгород знали как Хольмгард, Русь же и вовсе именовали образно, по внешнему впечатлению, а не по этносу — Гардарикой, страной городов!

Так что вопрос о первородности Сортавалы в этой части еще более спорен. И другое. Да, мы столицу Великобритании знаем как Лондон, а не Ландон (выговор англичан), стольный град Ита­лии называем — Рим, тогда как сами итальянцы произносят — Рома. Но тут уж особенности языка (и языка), а не искажение. Вообще я немало поразился живучести «особого» подхода финнов к топонимам иной страны. Они и сейчас зовут Санкт-Петербург: Pietari (Пиетари). То есть — переводя имя русского города на свой язык. А листая одну современную, изданную (на русском языке) за самым близким для нас рубежом брошюру по истории Финляндии, увидел очередное подтверждение тому. О факте под­писания Ореховецкого мира там было сказано дословно следую­щее: «В 1323-м году на острове Пяхкинясаари <то есть на Орехо­вом же! — В. С.> был заключен вечный мир на все времена с це­лованием креста между Швецией и Новгородом»[4]. А ведь район Невы никогда не входил в состав Финляндии!

Кстати, этот наш Орешек с 1611 г., когда край захватили шведы, стал зваться Нотебургом («ноте» — орех, а «бург», есте­ственно, — город, крепость). То есть шведы тогда не переиме­новывали старую русскую крепость, а перевели ее имя на свой язык, только — завладев ею. Орешек — «тот же Орехов, только на шведском языке»[5], — писал в 1875 г. исследователь Ладоги А. П. Андреев. И лишь наш император, вернув эти земли под свою державную руку, переназвал ее в 1702 г. в Шлиссельбург («Ключ-город»), а в 1944—1992 гг. она и вовсе звалась Петрокрепостью, таким образом получив с рождения третье (и пятое, если считать «переводные») имя. Попутно: древнюю Корелу (Приозерск) шведы переиначили в Кексгольм, название которого, как сообщал тот же А. П. Андреев, «в простонаро­дье Кемзоль»[6].

И еще, опять же попутно. Русские, в итоге войны со Швецией приобретя в 1809 г. Финляндию, не стали изменять данные преж­ними ее хозяевами шведами названия городов и сел, и так про­должалось до конца общеимперского 1917 года. Но финны, став самостоятельными, тут же переименовали: Гельсингфорс в Хель­синки, Нейшлот в Савонлинну, Вильманстранд в Лаппеенранту, Фридрихсгам в Хамину, Иденсальми в Ийсалми, Кексгольм в Кякисалми, Сердоболь в Сортавалу... На одной недавней финской карте видел: возле точки Выборга стоят и это название сего горо­да, и Вийпури, а вот возле Сортавалы нет её русского имени.

В скобках: на берегу Финского залива недалеко от Санкт-Пе­тербурга до 1940 г. была еще одна Сортавала, ныне пропавшая! А в Пензенской области — «полуродственник» Сердобск. Пото­му, окончательно отвлекаясь, немного о городах-тезках. Так, в Ка­лифорнии есть Севастополь, Новгород и даже Москва. Видимо, на их месте были поселения, основанные выходцами из России. Вообще США можно считать страной топонимических (геогра­фических) заимствований. Здесь есть 24 Варшавы, несколько Санкт-Петербургов, Токио, Лондон, Неаполь, Париж и многие другие «звучные» и малоизвестные названия городов Старого Света и не только его. Например, Берлины имеются в штатах Ил­линойс, Массачусетс, Мэриленд, Нью-Хэмпшир, Нью-Йорк, Нью-Джерси и т. д., причем самый большой американский Бер­лин (штат Коннектикут) насчитывает около... 17 тысяч жителей. Но Парижи есть и в России: один — на Урале, неподалеку от Магнитогорска (там же и Варшава, и Берлин, и Лейпциг — назва­ния им дали казаки-однополчане, вместе селившиеся здесь, на краю казахских степей, когда вернулись из французского, против Наполеона, похода), второй — возле Самарканда. Так захотел «железный хромец» Тимур, мечтавший покорить мир, вот и оста­лись вокруг его столицы кишлаки (!) Париж, Мадрид и Пекин. Но пора и возвращаться к документу 1468 г.

...То есть, отыщи историки русский оригинал того сог­лашения-протокола, и я не удивился бы, если бы в нем оказа­лась не Сорта(е)вала, а любезный моему сердцу Сердоболь (Сер-доволь). Ведь составленная всего три десятилетия спустя (в 1499—1500гг.) Переписная окладная книга Водской пятины погост, из коего и возник наш город, именует (повторюсь, уточ­няя) как — Никольско-Сердовольской: «Волость Спасская Вала­амского монастыря в Сердоволи»[7]. А ведь тогда еще не завелась современная зараза столь быстро и бестолково переименовывать города и погосты. Деревни, бывало, переназывали, но обратите внимание на причину этого: «... в актовых документах крестьяне называли населенный пункт по-своему. В писцовых же книгах (представители московской администрации) либо искажали его, либо давали ему другое название, например, по имени первого поселившегося на данном участке крестьянина» (Г. М. Керт, док­тор филологических наук, Петрозаводск). Города же...

И от Сердоволи до Сердоболя путь много ли дальше, чем от Сортевалы к Сортавале? Впрочем, близко и от Сердоволи до Сор­тавалы! Выходит, самое логичное — предположить, что, во-пер­вых, налицо тот самый случай, когда в силу общих тогда тради­ций, согласно своему языку каждая сторона заносила в бумаги — свой вариант прочтения, а потом, с течением веков, продолжала в пику воинственным соседям настаивать именно на нем. Да и не обязательно «в пику»: просто храня свое имя своей земли! А так­же из соображений чисто политических, единолично претендуя если не на прямую, то уж на власть прошлую. С интуитивным прицелом на будущее. Во-вторых, и это главное для нас ныне, оба имени нашего города — исторические ровесники, оба — равнове­лики и равно дороги. Просто одному сердцу милее одно, друго­му — другое (сердцу не прикажешь). Тут-то и выявляются люди с родовой памятью и те, кто исходит из привычки, простого упрямства и тому подобного.

Как известно, имя погоста и города фиксировалось в состав­ляемых время от времени налоговых («окладных» по-русски) книгах, сначала — российских, а после захвата Северного Приладожья шведами, — естественно, в шведских. Не буду спорить о первородности-второстепенности того или иного названия (не специалист), просто приведу их написания в этих книгах, распо­ложив оные в хронологическом порядке, и думаю, многое станет ясно уже из этого перечня: 1500 г. (русский текст) — Никольско-Сердовольской, 1550 (русский текст) — Никольско-Сердовальский, 1590 (этот и далее — шведские тексты) — Sordabolski elle Nicholski Sochn (...или Никольский удел, земля, территория), 1618 — Sordowolski Pogost (так и написано, с опорой на русский термин территориально-налогового деления!), 1631 — Sordowala pogost. Шведский документ 1642 г.: «Около Сортавала (Sordavalla, Sordevalla) основать город...», то есть собственно Сортавалой, по мнению финских историков (в частности, У. Карттунена), «перво­начально назывался небольшой мыс, являющийся частью острова Риеккала и находящийся поблизости от нынешней Сортавалы (за проливом Ворсунсалми). На этом мысу была поставлена первая в Карелии церковь (Никольская)» (Е. А. Левашов). Другой источник красноречиво оговаривается: «Сердоволя (Serdovola), которая обы­чно пишется и называется Сортавала (Sordavalla, Sordevalla), — это маленький городок в Кексгольмском лене». В 1643 г. — переве­ду топоним в русскую графику — шведы писали его как Сордовола, Сордовалла, Сердовала погост. На изданной в 1651 г. Пискатором карте Гесселя Герритса, где наш город был впервые обозначен, он поименован как Сордовало, в 1673-м писался как Сордавалла и даже Сордвалла (описка? пропуск буквы?)...

При этом сами русские, говоря о тогда утраченной для них моей будущей родине, уже начали настаивать на своем написании (звучании) топонима. Так, в царском указе 1620 г. сказано: «Пи­сали есте к нам, что приходил <....> из-за рубежа ис Корельского уезду Сердоболского погоста крестьянин Гордюшка Иванов...»[8]. Ну, а с возвратом сюда русичей возвращается и русское, даже в несколько неожиданном варианте, имя городка — первая россий­ская газета «Ведомости» в номере за 14 февраля 1705 г. о рейде русских войск извещала коротко и энергично: «Писал к великому государю окольничий и воевода Петр Матвеевич Апраксин, что ходил он с ратными людьми в Корельский уезд и, не доходя до го­рода за несколько верст, в месте, имянуемом Сердобольск, <...> их, шведов, 300 человек побил...» Известно, что отряд Апраксина шел от Сермаксы по льду вдоль восточного берега Ладоги. Так, может, и бой произошел в ближних к городку шхерах — не у ост­рова Риеккалансаари ли? У того мыса — «в Сердоволи» (Сортавала)? Тем более, что находки оружия тех лет на дне близких отсюда ладожских проливов (переданы в Музей Северного Приладожья) косвенно подтверждают это.

Позднейшие написания имени города (собрано Е. А. Левашо­вым): «Сердавала, по-русски Сердоболь называемой»[9], «Сердоболь <...> по-финляндски называется Сордавала»[10], «От Кексгольма до Сердоболя, или, правильнее, Сордавалля <...> (Сердо­боль тож)»[11], «Сортавалы, иначе Сердоболя»[12]. Проследив же погодно имена протогорода, задумаемся: перед нами не схема ли того, как менялось обличье слова при переходе из языка в язык? Не в шведском ли, 1590 года, Sordabolski отгадка русского — Сердобольского, а в шведском, 1642 года, Sordavalla — финского Sortavala, Сортавала, как более соответствующего их фонетике? И о чем тогда спор, какое имя истинней? И с какого бока тут Сортау? — повторю снова. Загадку сию создали люди. Возможно, вполне сознательно, а мы...

Е. А. Левашов делает попытку обозначить путь появления русского Сердоболя: «Древнерусское имя Сердоволя — это фоне­тический слепок карельского Сортавала. Поэтому бесполезно ис­кать первоначальный смысл топонима на русской почве. Иное де­ло — Сердоболь. По-видимому, в его основе древнерусское суще­ствительное "сердоболь" — "родственник" (его собирательная форма "сердоболя" — "родня", "родные", "род"). Смысл перехо­да Сердоволя в Сердоболь состоял, очевидно, в том, что непонят­ное было заменено понятным (<...> вот сходные примеры: Salmi — Соломенное <...>). И эта перемена произошла, можно предполагать, не в Северном Приладожье, где топоним Сортавала-Сердоволя ощущался как единый, хотя и разноязычный, а где-то вдали, в русской среде <"...Сердоболского погоста крестьянин Гордюшка Иванов..." — В. С.>».

Если Е. А. Левашов в 1982 г. настаивал, что первично Сортавала, а Сердоболь — его производное в восприятии русских, то другой ученый петербуржец, доктор геолого-минералогических наук А. Н. Казаков, изучив историю вопроса, был уверен чуть ли не в обратном: «Не трудно видеть, что "Сордавалла" или "Сордавала" есть приспособленное к нормам шведского языка русско-карельское название "Сердоволь". Это заимствование не отрицают и сами шведские историки»[13].

И всё же, как конкретно разгадывали загадку имени?